Сейчас мы, конечно, только улыбаемся, читая про этот опыт. Очевидно же, что почтенный херр ван Гельмонт не принял элементарных мер предосторожности. В частности – никак не проконтролировал, чтобы в горшок не могла забраться обыкновенная, уже готовая мышь.
Но тут есть над чем задуматься. Ведь ван Гельмонт, как ни крути, был ученым. Он отлично понимал, что такое правильный метод – иначе вообще не подумал бы проверять гипотезу при помощи эксперимента. Понимал он и то, что меры контроля необходимы. Вот только о том, какие именно возможности следует при этом учитывать, представления имел недостаточные.
А чем нынешние ученые отличаются от светила ятрохимии семнадцатого века? Только тем, что им известно больше переменных, которые требуется отслеживать и компенсировать при опытах. Да и методы отслеживания и компенсации стали более изощренными. Но нынешние ученые точно так же уверены, что учитывают все значимые факторы, а потому результат эксперимента заслуживает доверия.
Значит, мы можем предположить: ученые двадцать третьего – двадцать четвертого века, читая о достижениях нашей науки, будут точно так же посмеиваться над наивной самоуверенностью своих предшественников и над их странными гипотезами.
Я далек от эзотерического оптимизма Дина Радина и не думаю, будто мы когда-нибудь будем лепить реальность силой воли. Но вполне могу представить, как какой-нибудь читатель последующих веков будет удивляться:
– И они даже ничего не делали, чтобы предотвратить влияние вероятностных возмущений и своих собственных верований и ожиданий! Как им вообще удавалось что-то правильно угадывать в поведении природы?
