Но одновременно рядом с «религией» и вокруг неё рождался и формировался образ «ненастоящей», ложной религии, вечного Врага. Скверны, которая существует рядом с религией, стремится проникнуть в неё, запятнать и подчинить, а потому должна быть изгнана.
Он тоже был оружием борьбы. Почти в любом религиозном споре в Европе хотя бы одна сторона обвиняла другую в приверженности Врагу.
Так случилось, что эту тёмную тень религии обычно называют язычеством. Хотя далеко не все могут внятно ответить на вопрос, что можно так назвать, а что нет.
Этот образ оказался невероятно широким зонтиком, под который попадало... в общем, всё, что не укладывалось в рационализированное понятие «религии». По мере развития религиозной мысли Запада под зонтиком оказывалось и то, что ещё вчера считалось легитимной религией. Соответственно, найти в этом богатстве что-то действительно общее – задача нетривиальная.
Но если всё же попробовать, то окажется, что есть три основных признака, по которым и деятели европейского христианства, и учёные опознавали Другого. Это «магия», «суеверие» и «идолопоклонство».
Магию саму по себе определить сложно, но для простоты будем полагать, что это вера в могущество мысли и воображения. Это неплохая рабочая версия, поскольку против этой идеи противники магии восстают активнее всего.
А вот остальные две – совершенно иная тема.
История суеверий читается как приключенческий роман.
Русское слово обозначает ложную веру – веру в то, чего нет. Но его истинное значение намного уже. Вера в плоскую землю или новую хронологию Фоменко, например, определённо ложна, но никто не станет называть её суеверием.
Настоящие суеверия происходят от двух корней.
Древние греки отлично знали, что их боги и демоны – создания переменчивые и опасные. Им следовало молиться и поклоняться, чтобы получить от них что-то хорошее, но от них же следовало защищаться, чтобы избежать возможных неприятностей.
Мыслителям, богословам и философам это представление казалось глупым и примитивным. Они презрительно отвергали мифы о сексуальных похождениях и жестокости богов как придумки невежественных людей. Боги, в которых они верили – олицетворение вечных благих принципов. На них невозможно повлиять человеческими средствами. Нет смысла пытаться задабривать их подношениями, ещё меньше того – защищаться от них оберегами.
В результате слово deisidaimonia – «страх божий»* – стало оскорбительным наименованием: только глупец будет бояться богов.
*Думаю, вы обратили внимание, что в греческом слове стоит корень daimon. Но демонами греки называли вообще любые божественные силы и сущности, это слово по смыслу полностью соответствует японскому «ками». Олимпийские боги – самые могущественные из демонов.
В Деяниях апостолов Павел, обращаясь к афинянам, называет их deisidaimones, причем произносит это как похвалу. Синодальные переводчики, нимало не сомневаясь, перевели эту фразу как «я вижу, что вы как бы особенно благочестивы».
В Деяниях апостолов Павел, обращаясь к афинянам, называет их deisidaimones, причем произносит это как похвалу. Синодальные переводчики, нимало не сомневаясь, перевели эту фразу как «я вижу, что вы как бы особенно благочестивы».
Римляне унаследовали от этрусков многочисленные и разнообразные гадания – методы узнать волю богов и подготовиться к неизбежным ударам судьбы. Существовали гадания общественные, их проводили за государственный счёт. И, конечно, каждый римлянин мог сам, частным порядком, обратиться к гадателям или наблюдать приметы.
Называлось все это в совокупности superstitio – «то, что вверху». Познание воли неба, если по-простому.
Но и эта практика показалась мыслителям невежественной, иррациональной, словом – суеверной. Они считали, что только глупец пытается уловить знаки божественной воли в случайных событиях, мудрец же знает, что она выражается в постоянных и закономерных вещах.
Когда греческие тексты переводили на латынь, deisidaimonia там обычно превращалось в superstitio – ведь считалось, что оба слова значат одно и то же.
Так их смыслы слились. Теперь «суеверие» – это одновременно и ритуалы, призванные отогнать несчастье, и приметы и гадания, чтобы узнать будущее.
Для христиан и то, и другое – признак недостатка веры в Бога и упования на Него. Для атеистов – незнания истинных законов природы и бессилия перед ее превратностями. Для многих других – признание простого факта, что мир вовсе не дружелюбен человеку и не заточен под его интересы.
История «суеверий», в свою очередь, бледнеет перед лицом настоящего эпоса – истории «идолопоклонства».
Во всех религиях есть священные символы и изображения. Даже у протестантов, отказавшихся от икон, все равно на видном месте лежит Библия, а на ней изображен крест. Эти изображения пользуются почитанием. Их используют в ритуалах. Им оказывают знаки почтения. Неуважение к ним веками считалось преступлением и порой даже каралось смертью.
Но в то же время христиане обличали "язычников", что те поклоняются идолам. Протестанты обвиняли в этом уже католиков. Атеисты – религиозных людей вообще.
Что делает идола идолом? Нет, не то, что ему поклоняются. Это следствие, а не причина: поклоняются тому, кого считают достойным поклонения, а что достойного в изображении, которое не может ни говорить, ни действовать?
Идол потому и достоин поклонения, что это место встречи миров. Вещественный предмет, который одновременно является невещественной божественной силой. Не просто изображение божества, а его явление в зримом облике. Поэтому он и свят, и могущественен, и в то же время опасен.
Христианство же в течение всей своей истории последовательно изгоняло Бога из мира.
Мне кажется, тому было две причины.
Для христианства Иисус Христос – единственная точка встречи неба и земли, единственное явление Бога в зримом облике, не во сне или видении, а наяву. В определённом смысле вся история была подготовкой к этому явлению. И если у Бога ушли тысячи лет, чтобы такое стало возможным – как можно верить, будто люди способны добиться того же эффекта, просто вырезав изображение из дерева или камня?
От эллинов же – неоплатоников и гностиков – христианство унаследовало противопоставление плоти и духа. В Боге не может быть ничего материального, в материи – ничего духовного.
Эта идея постепенно развивалась, пока не дошла до предела. Бог стал трансцендентным Абсолютом, непознаваемым и чуждым творению, а следовательно – фактически несуществующим. Материя же сделалась мёртвой, слепой и бессмысленной машиной, подчиняющейся вечным бездушным законам.
Оставалось сделать последний шаг и признать, что Бога вовсе не существует, а слепая и мёртвая материя – и есть предельная реальность и единственный Бог. Так христианство вырастило в себе атеизм, который, окрепнув, сверг церковь с пьедестала.
Этот путь, конечно, занял не один день, а много столетий, да ещё в разных конфессиях и странах проходил в разном темпе.
Но всегда была некая планка: вот до этой степени признавать возможность присутствия Бога в мире ещё допустимо и благочестиво, а всё, что свыше того – идолопоклонство, язычество и ересь. Она и сдвигалась ниже и ниже на протяжении веков.
В ортодоксально-католическом направлении христианства Бог хотя и «где-то там», но всё же через "нетварные энергии" наполняет мир силой и благодатью. Она особо концентрируется в святынях – храмах, мощах, иконах, реликвиях – и передаётся верующим через святые таинства церкви.
Протестантизм уже и это признал идолослужением и категорически запретил. Бог – в душе каждого верующего, и то скорее как идеал и моральный компас, а не как реальная действующая сила.
Но в то же время по протестантам видно, что борьба с идолами никак не связана с запретом изображать Бога. Как раз протестанты очень любят рисовать картинки с Иисусом – и именно потому, что для них это чисто символические изображения, никак не связанные с прототипом.
Зато там, где изображение Бога считается местом его явления, к таким "портретам" и относятся иначе, вплоть до полного запрета создавать их. Бог является только там, где Он сам пожелал явиться.
