Но сейчас, кажется, как раз тот случай.
Из Джорджа Флойда, умершего в больнице после задержания, активно лепят нового святого. Место его задержания («место гибели», как его уже называют поклонники) объявлено священным. Там установили купель и проводят крещения. Есть уже рассказы о чудесах.
Тем временем с другой стороны политического спектра вспоминают, что «покойный не был нравственным человеком». Это был уголовник-рецидивист, в момент задержания он находился под веществами, да и умер вовсе не от того, что его задушил изверг-полицейский, а от осложнений, вызванных сочетанием удушья, наркотиков и хронических болезней. Какой из него, к чёрту, святой?
На это я могу сказать: примерно такой же, как из императора Константина или князя Андрея Боголюбского – жестоких властолюбивых параноиков, ливших кровь даже своей ближайшей родни. Такой же, как из Геннадия Новгородского или Иосифа Волоцкого – фанатиков, предпочитавших костёр любым другим доводам. Такой же, как из Петра и Февронии Муромских – персонажей художественной повести, вовсе никогда не существовавших в реальности. И многих, многих других, как православных, так и католиков.
Под словом «святой», как это часто бывает, скрываются разные понятия, и немало недоумения происходит от того, что их смешивают между собой.
Человек, который строго следует пути своей религии и по возможности творит дела добра и милосердия – это не святой, хотя в просторечии его могут так называть. Это праведник.
Живой святой (holy man, как говорят англичане) – тот, в котором явлена и действует сила иного мира. Он отличается от одержимого тем, что сила эта благая и идёт людям на пользу.
Святой вовсе не обязательно праведен. Иначе не было бы не только на Руси, но и в некоторых других местах культа юродивых – святых безумцев, чьё поведение демонстративно далеко от идеала праведности. Если святой и следует какому-то пути, то весьма часто делает это лишь по необходимости, чтобы хоть как-то контролировать то, что приходит через него в мир.
Но мы сейчас говорим о святых в совершенно ином смысле – не holy men, а saints.
Такой святой не бывает живым человеком. Его обитание не на земле, а в пространстве воображаемого. Фактически, это меньшее божество на службе у верховного Бога. К святым возносят молитвы, их изображают на иконах и строят в их честь храмы.
Святой – главный герой собственной истории, собственного мини-мифа, рассказывающего о явлении Божьей благодати и славы на земле. И тут уже совершенно неважно, был ли прототип святого праведником, великим грешником, обычным человеком – неважно даже, существовал ли он в действительности. Важно лишь то, что он прижился в пространстве воображаемого, обрёл там силу и стал именем Бога.
Канонизация святого – по сути, проверка новой истории. Насколько она соответствует духу учения? Не следует ли из неё какая-нибудь неправильная, неблагочестивая мораль? Можно ли воспринимать новый образ как идеал для подражания? Если нет – можно ли исправить её так, чтобы избавиться от этих недостатков, и не будет ли новая версия противоречить памяти народной?
Обычно святого стараются представить более праведным, чем он был при жизни. Но суть, сердцевина жития – не в начале, а в конце.
Смерть – последнее посвящение, величайшая инициация. От смерти зависит в каком-то смысле даже больше, чем от жизни. Многие традиции полагают, что человек, который всю жизнь шёл путём праведности, но под самый конец сорвался и скончался позорным образом, теряет все духовные заслуги. И наоборот, если ты всю жизнь прожил как последний подонок, но умер смертью храбрых, ты – герой.
Правильная, возвышающая смерть – та, которая похожа на жертвоприношение. У неё есть не только причина, но смысл и цель. Лучше всего, если она становится результатом сознательного выбора, служения, финальным шагом пути.
Собственно, в жертву богам тоже не всегда приносили лучших. Намного чаще – рабов, пленников, преступников. Правильная смерть возвышала их над людьми, приобщала к миру богов.
Смерть позорна, если свидетельствует о падении, о ничтожности души. Святого могут повесить за бунт или вольнодумство, но не за карманную кражу. Его могут убить на дуэли, но не зарезать в пьяной драке. Он может умереть от рака, но не от передозировки наркотиков.
В христианских святцах даже есть особый чин – страстотерпцы. Это люди, канонизированные не за жизнь, а только и исключительно за смерть. В отличие от мучеников, выбравших умереть, но не отречься от Христа, страстотерпцы пострадали не по собственному выбору и не имели возможности избежать смерти.
Неважно, насколько они были благочестивы и нравственны при жизни. Но умерли они так, что стали в глазах народа сакральной жертвой – и потому святы.
Жизнь Джорджа Флойда не слишком пытаются приукрасить. Зато его смерть уже успели облагородить до должной степени. В кульминационной сцене жития мощный негр, имея физическую возможность сбросить с себя торжествующего копа, даже не пытается сопротивляться, а покорно лежит, лишь повторяя «Я не могу дышать». Это смерть жертвы, а не бандита.
Мне не нравится миф об антихристе. Священная история христианства ничего не потеряет, если из неё выкинуть этот момент. Он и введён-то был исключительно ради противостояния евреям, и больше никакого смысла в нём нет.
Но вот само понятие – вполне полезно и плодотворно. Его имеет смысл взять на вооружение и даже дать ему формальное определение.
Антихрист – мифологический персонаж, сконструированный по образу и подобию Христа: безгрешный человек, чья смерть спасла людей от скверны греха. Не всех, конечно, а только тех, кто обратился к нему и стал причастным его жертве.
В пространстве русского мира самый значительный антихрист – конечно, Николай Второй. Русская земля и её народ, по учению его поклонников, прокляты за отступничество от царя. Сам царь и его семья, разумеется, чисты от этого греха просто по определению. Их смерть стала искупительной жертвой для всего народа – но чтобы снять с себя проклятие, нужно прилюдно покаяться перед Николаем и признать его своим вечным божественным царём.
Сейчас на наших глазах в Америке возникает культ собственного антихриста. Его адепты говорят, что американцы поражены грехом расизма – неизбывной вины белого человека перед чёрным. Сакральной жертвой за этот грех, конечно же, может стать только негр, ведь стрелочка расизма не поворачивается в другую сторону, и чёрный, как бы он ни относился к белым, не расист ни при каких обстоятельствах.
Вставая на колени перед образом Флойда, демонстративно ложась на асфальт и скандируя «Я не могу дышать», проходя обряд крещения на «месте гибели», новообращённые «флойдиане» смывают с себя бремя белого человека и входят в новое Царство Небесное – мир, где белый будет смиренно служить тем, кого когда-то угнетал.
Насколько это распространится и во что выльется – покажет время.
