Эти умирающие колдуны, лишённые наследников, попадаются в разных местах. Их наследником является по праву молодая этнография».
Этот великолепный текст – вырезку из брошюры 1924 года – нашла и опубликовала у себя
Этнографы воспринимали себя как отстранённых наблюдателей, которые фиксируют верования и обычаи своих подопытных, но сами ни в чём не участвуют и ни во что не вмешиваются. Однако сами подопытные вполне могли думать иначе. Для них человек, желающий знать о колдовских секретах, был включён в систему передачи тайных знаний. Он – ученик, хочет этого или не хочет. Если колдун согласился рассказать, теперь это знание принадлежит этнографу, и вместе с ним – вся сила и вся ответственность, положенные колдуну.
Ещё интереснее, что для автора статьи это, судя по всему, очевидно. Он прямо называет этнографию наследником колдовства.
И тут уже кажется логичным следующий шаг. Упорядочить собранные сведения. Проанализировать их. Вывести из них закономерности и константы. Выкинуть всё лишнее, сохранив только лучшее, заимствованное из разных традиций. Дать всему этому теоретический фундамент, взятый из достижений психологии.
В общем – сделать с народной магией то же, что было сделано с медициной. Превратить кашу интуитивных наработок в систему прикладных знаний и методов и включить её в академическую традицию.
Но увы.
