– ...И потом, уж не вам быть неверующим. Вам бы следовало стоять за то, что глупцы зовут суевериями. Ну же, разве вы не согласны, что есть что-то в старых байках об удаче, и талисманах, и всём таком, включая серебряные пули? Что вы, католик, скажете об этом?
– Скажу, что я агностик, – улыбнулся отец Браун.
– Вздор! – раздражённо воскликнул Эйлмер. – Ваша работа верить в разные штуки.
– Ну конечно, я верю в некоторые штуки, – согласился отец Браун, – и поэтому, конечно, не верю в другие.
– Скажу, что я агностик, – улыбнулся отец Браун.
– Вздор! – раздражённо воскликнул Эйлмер. – Ваша работа верить в разные штуки.
– Ну конечно, я верю в некоторые штуки, – согласился отец Браун, – и поэтому, конечно, не верю в другие.
Г.К. Честертон, «Крылатый кинжал»
Атеисты любят повторять, что отсутствие веры не равняется вере в отсутствие. Они совершенно правы – но тут есть нюанс, который на моей памяти ни один атеист не был в состоянии даже осознать, не говоря уже о том, чтобы признать его.
Верить во что-то – значит, без тени сомнения знать, что это так, и руководствоваться этим знанием в своих поступках. Но это и значит, что во всём, противоречащем вашей вере, вы будете сомневаться.
Неверие и сомнение – не противоположность веры, а её свидетельство. Вера в А – это всегда вера в отсутствие не-А.
Если вы точно знаете, что вода мокрая, то не поверите в байки о сухой воде.
Если вы точно знаете, что мир материален, а его законы возникли сами собой, то не поверите в байки о Боге, сотворившем вселенную и продолжающем её поддерживать.
Если вы точно знаете, что есть только один Бог, способный творить чудеса, то не поверите в байки о колдунах, имеющих власть из какого-то другого источника.
Одни верования притягивают и поддерживают друг друга, так что их часто можно найти в одной и той же голове. Другие, наоборот, взаимно отталкиваются. Но в любом случае, чем сильнее вера, тем сильнее и неверие. В пределе, если человек обладает полной, завершённой, самодостаточной картиной мира, он не поверит ничему, что в неё не вписывается, даже если видит это собственными глазами – или поверит, и это сломает ему психику.
Настоящая противоположность веры – неуверенность.
Представьте, что вы идёте в темноте по незнакомому городу. Вы не знаете, куда ведёт улица у вас под ногами. Вы не знаете, что кроется в чёрных проёмах дворов. Фонари и окна не освещают вам путь. Вам не у кого спросить дорогу – вокруг не видно ни единого живого существа, а тени, время от времени мелькающие в кустах, не похожи на людей, и вы не можете точно сказать, не мерещатся ли они вам.
Ваши представления об окружающем мире больше не работают. Ваши знания бесполезны. Вы не знаете, чего ждать – и, что ещё важнее, не знаете, чего не ждать. Случиться может что угодно, и бессмысленно говорить «это невозможно». Здесь и сейчас возможно всё.
Это лиминальное, то есть пороговое состояние – состояние, когда прежний мир уже умер, а новый не успел родиться. Миг свободного падения, когда под ногой не оказалось ступеньки, но вы ещё не нащупали твёрдую почву и понятия не имеете, есть ли она вообще.
Оно не имеет ничего общего с агностицизмом – «я не знаю, так это или нет, поэтому буду жить, словно это не так». Агностицизм – не более чем осознанное принципиальное неверие во всё, выходящее за пределы непосредственного опыта. Пороговое состояние – напротив, постоянная готовность принять происходящее, каким бы странным и немыслимым оно ни казалось.
В этом состоянии невозможно активно действовать – действие подразумевает уверенность хоть в чём-то. Можно только прислушиваться и реагировать на то, что приходит из темноты. «Здесь и сейчас» – единственная реальность, на которую ты можешь полагаться.
Оно становится началом любого обучения. Только осознав, что ты тут ничего не понимаешь, можно сделать первый шаг к пониманию. Знаменитая притча о полной чашке, которую так любят повторять по поводу и без, говорит как раз об этом.
Его иногда называют верой в чудо. Но верить в чудо – не значит рассчитывать на чудесный исход. Это значит твёрдо знать, что твоя картина мира всегда будет неполной. В ней всегда будут прорехи, через которые сквозит неизвестное. А значит – в любой момент может произойти невозможное, и удивляться этому совершенно незачем.
У обычного человека лиминальное состояние вызывает страх. Мы не можем жить, не зная, что возможно, а что нет. Нам нужен путеводный свет во тьме, который бы придал вселенной определённость. Хоть о чём-то несомненно знать, что вот это точно случится, а вот это никогда не произойдёт.
Но именно в этом пустом тёмном пространстве и случаются чудеса. Они не происходят там, где в них не верят – но по той же причине не происходят и там, где на них рассчитывают. Только тот, кто ждёт, не зная в точности, чего именно он ждёт, может дождаться по-настоящему небывалого.
Поэтому так часто паранормальные происшествия окружают людей, лиминальных по самой своей природе – подростков, сумасшедших, отшельников, обманщиков, умирающих... Скандинавы когда-то называли всех таких людей троллями, не отличая колдунов от мизантропов, а разбойников – от волшебных чудовищ.
Хитрость, впрочем, не в том, чтобы призвать в свою жизнь силы хаоса, а в том, чтобы хотя бы как-то суметь их контролировать. Это сложная задача: найти ту границу, на которой ты уже представляешь, как устроен мир, но ещё не поддался иллюзии, будто в точности знаешь, чего от него ожидать.
И вот тут на помощь приходит религия.
Бог – прежде всего сила иного мира. Могучая, свободная, неуправляемая, неподвластная не только физике, но и логике. Бог действует, потому что хочет, а хочет, потому что может. Как только он появляется, то сразу становится единственным субъектом, единственным игроком. Для людей бог – как ветер и течения для морехода: мы не можем влиять на них, можем только уповать на их движение и лавировать в потоке, чтобы выплыть туда, куда нам надо.
Но в то же время бог определён. У него есть имя, отличающее его от всех прочих богов, веришь ты в них или нет. Его воля направлена. Ему не всё равно, что произойдёт. Ты не знаешь, чего от него ждать, но в то же время у тебя есть представление, чего ждать не стоит. Бог никогда не поступит вот так, потому что это противоречит самой его природе.
Образ бога подобен цвету – окрашивая мир, он придаёт ему своё настроение. Красный может быть очень разным – зловещим, весёлым, уютным, яростным – но он действует на человека не так, как синий или зелёный.
Вселенная, управляемая богом (или богами) – точка равновесия.
С одной стороны от неё – тёмный и непредсказуемый мир троллей. Здесь невозможна наука, потому что нет ни констант, ни симметрий, а гадания важнее экспериментов.
С другой – машинно-упорядоченный космос, где «картина мира уже в основном завершена», а неведомое поджидает только в заранее известных местах. Он приятен и удобен, но его завершённость – не более чем иллюзия. Неизбежное вторжение невозможного опрокидывает всю систему в кризис, после которого её приходится собирать заново в свете нового знания.
Религиозная вера позволяет пройти по тонкой грани между уверенностью и страхом, не свалившись ни в ту, ни в другую сторону. Она помещает нас в мир, где существуют постижимые закономерности, но в то же время остаётся и место для чуда. Она не даёт забыть, что не всё происходящее обязано вписываться в единую систему представлений. Где есть закон, там есть и произвол.
– Но в этом нет никакого смысла!
– Не везде он есть. Не везде он нужен.
– Не везде он есть. Не везде он нужен.
