Перечитывая средневековые источники, в очередной раз сталкиваюсь с тем, насколько более рациональными были подходы и воззрения магов тех времен по сравнению с современными оккультными и эзотерическими учениями.
Возьмем Парацельса. Не всякий современный оккультист сумеет без запинки выговорить его полное имя – Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Хоэнхайм. И уж точно вряд ли поклонники позитивного мышления внимательно читали его «Магический Архидокс».
Там, конечно, полно рассуждений об астрологии, алхимии и свойствах металлов, которые по нашим временам звучат смешно и наивно. Но есть и мысли, удивительно здравые, особенно для его эпохи.
Сейчас каждый гуру обязательно утверждает, что его чудодейственный метод поможет буквально от всего – от бедности до депрессии и от простуды до рака. А заодно принесет несгибаемую потенцию мужчинам и неотразимую сексуальность женщинам. И им, что характерно, верят.
Впрочем, гуру еще можно понять – у них коммерческий интерес, а от людей в безнадежной ситуации можно взять намного больше. Но ведь и вполне благонамеренные деятели тоже утверждают, что изобретенная ими техника – «один размер подходит всем».
А вот Парацельс несколько страниц своей книги потратил на разъяснения, что для каждой болезни нужно средство той же природы, что и причина этой болезни. И если она вызвана, скажем, заразой, то магия тут совершенно бессильна – придется физически устранить заразу. Зато если недуг происходит от колдовства, то есть, говоря по-нашему, вызван внушением или самовнушением, то лекарства будут неэффективны, зато ритуалы и заклинания – как раз то, что нужно.
У него же есть рассуждение, что все эти ритуалы и заклинания нужны по большей части для того, чтобы пробудить воображение и довести его до состояния экзальтации.
Нет смысла говорить о какой-либо магии в отрыве от религии. Это, как я теперь знаю, поддерживают многие серьезные религиоведы.
Религия же – система символов, которые описывают мир. С их помощью человек устанавливает и поддерживает связь своего личного опыта с более широкой реальностью, лежащей за его пределами.
Большинство ритуалов вообще не имеет прикладного значения – от них не ждут физических, видимых результатов. Они именно что устанавливают связь человека и более широкого мира, в том числе общества, к которому он принадлежит.
Можно сказать, что при помощи ритуала человек помещает себя в контекст. Символы религии описывают мир, каким он, по мнению этой религии, является на самом деле. В том числе описывают, какое место в мире занимает человек. Развитые религии добавляют к этому еще одно измерение – какое место человек должен занимать.
В ритуале человек утверждает себя именно на этом месте, настраивается чувствовать и действовать так, как ему надлежит чувствовать и действовать согласно великой схеме вещей. Для этой цели трудно найти более подходящее средство, ведь ритуал – прекрасный способ самовнушения.
В результате возникает совершенно особое осознание – осознание себя не просто частью чего-то большего, а частью необходимой. У тебя есть обязанности по отношению к миру, но и у мира тоже есть обязанности по отношению к тебе. Ты встроен в действующую, работающую систему.
Тут нет разницы между ритуалами, утверждающими человека как часть социума, и ритуалами, утверждающими его как часть мира. То есть, если по-простому, между магией «общественной» и магией «волшебной».
В любом случае права и обязанности идут рука об руку. В обществе, если я обязан делать что-то, то мне дана власть, для этого необходимая. В мире, которым управляет магия – точно так же. Пойми, для чего ты здесь, и поймешь, на что ты способен.
Тут, кстати, довольно интересно, как эту идею представляет себе марксизм. Согласно этой своеобразной религии, сознание есть высшая ступень отражения, а оно, в свою очередь – неотъемлемое свойство материи. То есть сознание появилось, чтобы материя могла познавать и упорядочивать себя. А значит, предназначение человека – познавать и упорядочивать мир. Не такая уж плохая цель, как по мне.
Были ли у марксизма ритуалы? И да, и нет. СССР, особенно поздний, был полон разнообразными государственными и партийными ритуалами, но они больше имели отношение к партии и государству, чем к идеологии, которой те пользовались.
Но вот в чем штука. Это только некоторым ученым кажется, что ритуал обязательно должен быть чем-то отдельным от повседневной жизни. Противоположность сакрального и профанного, как любил говорить Мирча Элиаде. На самом деле разница между ритуалом и не-ритуалом – исключительно в осознании. Если мои действия имеют смысл, если я с их помощью выражаю свое место в мире, то это ритуал. Даже если со стороны кажется, что я, к примеру, ем. Или вышиваю крестиком.
Тот же Элиаде признавал, что нет таких действий, которые где-нибудь когда-нибудь не были бы ритуальными. Есть вообще теория (не слишком популярная, правда), согласно которой вся наша технология в каменном веке начиналась с ритуала. Словесная речь, разведение огня, приручение животных, изготовление лодок и колесниц – все это когда-то было частью культа, и только потом стало чисто прикладной деятельностью.
И если цель человека в жизни – познание и упорядочивание мира, то именно так он ее и выражает. Производительный труд, обучение и исследование, изменение мира сообразно идеалам осознанности и справедливости – это и есть настоящие ритуалы марксизма. Если, конечно, их совершать с осознанием, что ты исполняешь свое предназначение в мире, а не просто отбываешь смену.
Если человек сам называет себя магом, а свое занятие магией, это однозначно маркирует его принадлежность к религиозной контркультуре. Он осознанно выбирает форму религиозности, противоположную той, что господствует в его социуме.
Неоплатоническая магия Возрождения была оппозицией рациональному католицизму Аквината. Церемониальная магия Золотой Зари – рациональному протестантизму Кальвина. Движение «нью-эйдж», неоязычество и другие аналогичные направления – протестантизму и материализму.
Достаточно посмотреть на учение и практики того или иного эзотерического направления, как сразу будет понятно, когда оно появилось на свет: и то, и другое жестко определяется тем, какая идеология господствовала в тот момент в Европе.
Сьюзен Гринвуд – одна из немногих антропологов, которая не только изучала, но и активно искренне практиковала магию – отмечала, насколько противоречиво самоназвание нынешних язычников. Язычество – обобщенное название религий, существовавших до христианства. Но западные неоязычники не возрождают древние традиции, а строят свою веру как противоположность современному им христианству.
Отсюда у них тяга к феминизму, открытое одобрение сексуальности, в том числе девиантной, и, собственно, стремление «исцелять» людей и мир при помощи ритуалов.
В России все происходило точно так же, просто официальное мировоззрение было иным – не рациональный материализм, смешанный с протестантизмом, а советская государственная идеология.
У нас с равноправием женщин все было в порядке, равно как и с человеческим отношением к другим народам. Так что наши язычники внешне мало чем отличаются от сильно православнутых. Такие же бородатые, немытые, искренне уверенные, что Русь избрана небом, а место женщины на кухне. Только коловраты вместо крестов, да общий градус неадекватности заметно выше.
Поэтому на Западе неоязычество и нью-эйдж похожи друг на друга до неразличимости, а у нас нет. Наш нью-эйдж зародился из агни-йоги, романтики шестидесятых и мечты о невероятных возможностях совершенного человека. Его гуру часто хвалятся тем, что еще в советское время работали на засекреченные проекты спецслужб.
Нью-эйдж по определению наукообразен и любит использовать научные термины. Но если на Западе он больше всего пасется на поле квантовых парадоксов, то у нас предпочитают «поля» и «энергии».
Вера в то, что вера и воображение создают реальность, выглядит возвращением от рационалистического атеизма снова к временам религии и магии. Во всяком случае, многие скептики-атеисты именно так ее и воспринимают, и часто на это жалуются.
Но если подумать, то это скорее логический финал того же самого движения, частью которого был когда-то тот самый атеизм.
Вначале люди верили, что миром правят боги, обладающие личностью и волей. Чтобы добиться успеха, нужно было так или иначе им приглянуться. Кто-то пытался это сделать праведностью и служением, кто-то – знанием тайных символов и могущественных слов. Кому-то, как считалось, боги просто благоволили за красивые глаза. В просторечии таких называют везунчиками.
Мысль, что человек может что-то сделать просто собственной волей и верой, показалась бы в то время абсурдной.
Материализм провозгласил, что природные силы слепы и безличны. Они по-прежнему сильнее человека, но человек умнее и изобретательнее. Он может подчинить себе эти могучие силы, как когда-то подчинил животных вроде быков и слонов. В пределе они будут служить ему.
И вот этот процесс освобождения человека от природы (по крайней мере, в его собственном воображении) достиг крайней точки. Теперь оказывается, что сама природа с ее законами – всего лишь порождение человеческой веры и убеждений. Люди сами творят свою вселенную от начала и до конца. Они – единственные боги и единственные силы, которые реально существуют.
Это предельная точка гуманизма, а вовсе не возрождение древней веры.
