Важнейшим из искусств для нас является кино.
Сами знаете кто.
Сами знаете кто.
В свое время разным новым видам искусства прочили «убийство» других, более ранних. Какие-то прогнозы сбывались, какие-то нет.
Но для меня до сих пор загадка, почему еще жив театр после появления кино. Особенно в наше время, когда кинематограф достиг технических высот. Буквально все, что можно изобразить на сцене, на экране можно изобразить на порядок лучше. А вот то, что влегкую получается создать при помощи монтажа и комбинированных съемок, в театре недостижимо вообще.
Возможно, дело в том, что большинство людей, насколько я могу видеть, продолжают верить, что кино и театр – о разном. Что между ними есть какое-то существенное различие, которое не позволяет им заменить друг друга.
А между тем такого различия не существует. Кадр фильма – та же театральная сцена. Персонажи входят туда, чтобы произнести реплики и отыграть взаимодействия, после чего уходят. Только богатство декораций в миллион раз выше, чем в самом лучшем театре, а работа оператора позволяет выбрать для каждой сцены лучший ракурс – в театре он, как известно, фиксирован раз и навсегда.
За пределами кадра нет ничего, и только воображение зрителя дорисовывает там целый мир, в котором поступки героев должны иметь какие-то последствия, а у самих героев есть прошлое и будущее.
Зрителю приходится заботиться об этом самому, потому что создатели фильма обычно не волнуются по этому поводу вовсе. Их беспокоит то, что появляется в кадре, а закадровые события учитываются, только если они важны для сюжета.
Иногда фильм вообще невозможно воспринимать, если пытаться выстроить вокруг сюжета подразумеваемый контекст. Герой может оказаться злодеем, а величественный подвиг – событием, которое не смогло бы ничего изменить.
В исторических картинах от эпохи, которую они описывают, берется только обстановка – костюмы, оружие, некоторые имена. Главное – история, которая происходит в кадре. Остальное – лишь декорации, фон, на котором эта история будет выглядеть наилучшим образом.
Тут, правда, часто бывает и наоборот: фильм снимается, чтобы создать образ эпохи, а происходящая в кадре история служит способом показать эту эпоху в ее самых ярких проявлениях. Но это уже несколько другая тема.
Если смотреть кино, держа в уме, что перед вами – не окно в вымышленную реальность, а театр, эволюционировавший до совершенства, многое начинает выглядеть иначе.
Мне, например, теперь уже смешно слушать споры фанатов по поводу «перекрашивания» персонажей, когда белого героя играет чернокожий актер, или наоборот.
Вы видели, как в японских театрах ставят Шекспира? Так случилось, что в японском театре подавляющее большинство актеров – японцы. И они великолепно играют англичан, итальянцев, евреев и мавров. Иногда в характерных японских декорациях, с пагодами и сакурой. Макбет в традиционном одеянии самурая производит незабываемое впечатление.
Персонаж – не человек. Это средство передачи характера и смысла, инструмент повествования. Его внешность, пол, возраст, национальность и все прочее – детали, которые помогают основной задаче.
И если смысл лучше передаст актер, у которого детали облика совершенно другие – лучше изменить персонажа, но сохранить его роль в сюжете.
Используйте воображение. Оно необходимо в кино так же, как и в литературе. Это не ас Хеймдалль – между прочим, «белейший среди асов», по Эдде – внезапно оказался негром. Хеймдалль по-прежнему такой, каким должен быть, а играет его афроамериканец Идрис Эльба. Это не Древний Учитель из старика-азиата сделался белой женщиной. Это просто Древнего Учителя играет Тильда Суинтон – и великолепно справляется.
Провальный во всех смыслах «Повелитель стихий» плох не потому, что персонажей-азиатов играют артисты из Америки и Индии, а потому, что играют они (за редким исключением) отвратительно, а сценарий лишен даже намека на логику.
Вот такое кино.
